Дежавю. Сложный пациент - продолжение. 2.
Тик-так, тик-так, тик-так. Звук нарастал, как рев самолета. Марина резко
открыла глаза. «Сон? Ничего себе, сон! – она потрогала темя. Все в
порядке, дыры нет. – Сколько времени?» Часы показывали полшестого. Час
спокойно можно было спать. Но как уснуть после такого кошмара. На душе
было невыносимо тяжело.
«Таких снов у меня никогда не было. Всё было настолько реально, словно
это и, правда, только что произошло. Так, надо сходить к психологу, а то
эти огнестрельные черепно-мозговые меня точно доведут.»
Марина провалялась без сна до половины седьмого и встала. Сон выбил её
из колеи, что было совсем не кстати. Сегодня предстоял сложный день с
двумя тяжелыми операциями на головном мозге: одна доброкачественная и
одна злокачественная, то есть раковая, опухоли мозга. Да еще могут
привезти кого-нибудь с черепно-мозговой травмой, а то и вовсе с пулевым
ранением, будь оно не ладно!
«Говорила мне мама: «Иди на экономический факультет, нейрохирургия не
женское дело!» – не послушала, теперь терпи, дорогуша!» – журила себя
Марина, снимая ключи с крючка, и выключая свет в прихожей.
3.
– Марина Дмитриевна, – в ординаторскую влетела медсестра, – Салтыков…
– Что?
– Сознание потерял. Мы уже сообщили реаниматологам.
Марина бросила недопитый чай и побежала вслед за Катей.
«Салтыков-Салтыков, что ж ты со мной делаешь? Все же пошло хорошо, как
нельзя лучше, и на тебе.»
Молодого человека уже переложили на каталку. Она схватила его за руку.
Пульс был, но очень слабый. Зрачки, слава Богу, реагировали на свет …
4.
– Ну, как мы себя чувствуем? – бодро спросила Марина Дмитриевна
Салтыкова Ивана.
Он слабо улыбнулся:
– По сравнению с мертвыми, просто замечательно.
– А с живыми? – продолжала игривым тоном доктор.
– Бывало и получше. Вы мне честно скажите, сколько осталось?
– Ну, до выписки ещё далеко, – словно не поняв, о чем идет речь,
ответила Марина.
– Да я не об этом. Вы же и сами понимаете о чем.
– Нет, не понимаю. И понимать не желаю. Я очень хорошо выполнила свою
работу, дело осталось за Вами, молодой человек. Такой настрой нам совсем
не нужен, он не способствует скорейшему выздоровлению. Так что меняйте
свои мысли на позитивные. Ясно?
– Ясно… – нехотя ответил Иван, и закрыл глаза.
5.
– Вадим Сергеич, можно к Вам? – Марина обратилась к сидевшему за
письменным столом врачу.
– О, Мариночка, заходи, – радостно воскликнул он, вставая с удобного
кресла на встречу ей.
– Вы один?
– Да, как видишь, – улыбаясь, ответил Вадим Сергеевич, приглашая её
сесть на красивый, черный кожаный диван. Её пробил озноб. В памяти
всплыл, почти такой же, диван из сна.
– Я лучше на стульчик, если ты не против.
– Да, пожалуйста, просто… – согласился он, выглядя немного ошарашено,
ведь это место всегда было её любимым, – Мариш, у тебя что-то случилось?
Ты как-то странно выглядишь в последние дни, – он аккуратно взял её
руки в свои.
– Да, Вадим. Я хотела с тобой посоветоваться. У тебя опыта побольше.
– Ой, так уж и побольше! Мариш, ты что забыла, я же на два года только
раньше тебя работать начал, – Доктор добродушно улыбнулся, и поцеловал
пальчики коллеге, к которой был явно не равнодушен. Судя по всему, и она
не испытывала к нему неприязни.
– Ну, одна голова хорошо, а две лучше.
– Говори, что у тебя.
– Помнишь, к нам поступил больной со злокачественной опухолью мозга.
Салтыков.
– Да-да, припоминаю. Необычная такая опухоль, в области темени?
– Именно.
– Так ты её великолепно удалила. Мы все были приятно удивлены.
– И здесь ты прав. Но что-то там не так. Не могу понять что. Он, то
пойдет быстро на поправку, то резкий регресс. Анализы все в норме,
представляешь? Мистика какая-то. И главное, все время говорит, что скоро
умрет, и все в таком духе. Я не знаю, что делать. Да к тому же меня
достал один и тот же кошмарный сон. Я на грани… Наверное, к Лене идти
надо, – вздохнула Марина, грустно улыбаясь.
– Ну-ну, только не к Лене! Она тебе такого нагородит, что прямиком в
желтый дом можно идти.
– С чего ты взял?
– Да был я у нее, когда у меня впервые умер больной. Я тогда думал, что
все, врач из меня не вышел. Впал в меланхолию. И сдуру к Ленке побежал.
Спасибо, Константину Дмитриевичу, он меня вытащил из депрессии. А если
бы к Лене еще пару раз сходил, то трудно сказать, чем все закончилось
бы. Так ты говоришь, анализы в норме? Послушай, просто твой пациент не
хочет жить. Причина где-то глубоко, на поверхности не ищи. Поговори с
ним по душам, может, получится. Лучше сама выясни, без помощи психолога…
– он лукаво улыбнулся.
– Ладно, попробую. Спасибо тебе, Вадим.
– За что?
– За совет, поддержку. За все.
– А когда же мы сходим в кафе, а Мариш? Ты же обещала.
– Вообще-то, сегодня я свободна.
– У-ра!
6.
Но к Лене она все же пошла. Рассказала ей свой сон. Вадим был прав: Лена
несла сущий бред про многожизненность, про реинкарнацию, про сигналы из
прошлого и так далее и тому подобное. А ведь тоже врач, хоть и
психотерапевт! Да, пожалуй, надо справляться как-то самой. Наши
психологи никуда не годятся. Просто надо выбросить все из головы и
окунуться в работу. А еще лучше почаще встречаться с Вадимом. Тем более
что это им обоим приятно.
7.
Ваня бредил. Это было уже слишком!
Марина держала его за руку, слушая пульс, и качала головой. Все свое
ночное дежурство она не отходила от парня. Он метался так, словно у него
был жар, но температура была в норме. Дело уже шло к утру, когда он в
очередной раз пришел в себя.
– Ваня, ты меня слышишь? – озабоченно спросила она.
– Да, – глухо отозвался парень.
– Хорошо, очень хорошо, – хотя хорошего ничего не было. Показания
приборов говорили, что пациент, практически, здоров, лишь «немного
взволнован» – частил пульс, а на самом деле было все гораздо сложнее.
– Марина Дмитриевна, мне надо с Вами поговорить.
– Мне тоже надо поговорить с тобой, Ваня. Ты у меня такой необычный
пациент.
– Я знаю… Марина Дмитриевна, не мучайтесь, все напрасно… я не выживу.
Это не Ваша вина. Это моя…
– Не говори глупостей, Ванюша.
– Не перебивайте меня, пожалуйста. Понимаете, это прошлое, это оно. Это
называется Карма.
«Он, кажется, снова начал бредить, бедный парень!»
– Вы мне не верите, думаете, я снова в бреду… Не на этот раз, доктор, –
он усмехнулся, и ей стало жутковато: что-то знакомое мелькнуло в его
взгляде. – Перед тем, как заболеть я видел сон, страшный сон: я иду с
какими-то людьми, которых, наверное, знаю, но совершенно не помню. У
меня в руках пистолет. Мы подходим к какому-то вагону. Входим. Там
бордель. Они что-то должны руководителю нашей группы. Я понимаю, что мы –
преступники. Я сожалею, но почему-то делаю то, что они мне говорят.
Главарь не договаривается с хозяйкой и начинает стрелять. Он убивает её,
и заставляет нас делать то же самое. Все начинают стрелять. Стоит
жуткий крик. Меня это раздражает, и я тоже стреляю. Мы убиваем всех…
Главарь спрашивает: «Все?» и я отвечаю «Похоже на то». – Марина
побледнела. – Потом он снова говорит: «Живых нет?» и я отвечаю «Сейчас
проверим». Я не понимаю, зачем я все это делаю, но делаю. Я вижу, что в
углу, около дивана сидит, сжавшись в комок, девушка. Она кажется
мертвой. Я подхожу к ней и понимаю, что она жива. Я несколько секунд
раздумываю, что делать, а потом все же убиваю её выстрелом в темя… Я
оборачиваюсь и говорю: «Теперь живых нет». И тут я просыпаюсь. Это был
очень странный сон… Он не был похож на обычный кошмар, потому что все
было невероятно реально… А потом, через несколько дней, я впервые
потерял сознание. Дальше Вы знает… А теперь этот сон каждую ночь
преследует меня. Эта девушка... Если бы я мог… – он взглянул на врача:
она была мертвенно бледна.
– Что с Вами, доктор? – вскрикнул он.
Марина хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, и еле слышно
произнесла:
– Так это был ты?..
– Что?! Что Вы сказали? – его глаза расширились от ужаса, – Значит это я
Вас тогда… О, Боже! Значит, я нашел Вас!.. Это карма! Простите,
простите меня, ради Бога!!! В этой жизни я никого и пальцем… Поверьте
мне! Простите!.. – он на глазах терял силы.
Марину трясло, как в лихорадке. По её щекам ручьями бежали слезы. Этого
не может быть! Это просто невозможно! Но придется поверить. Лена,
которую всерьез никто не принимал, была права: сон – эпизод из прошлой
жизни, черт бы его побрал. Возможно, и весь тот бред, который она несла,
тоже правда. Совпадением теперь это не назовешь. Эх, Ваня-Ваня! Ваня!!!
Он снова метался в горячке и повторял одно «Простите меня!». Марина,
вытирала слезы и себе и ему и приговаривала:
– Простила, простила я тебя, успокойся, Ваня. Простила. Открой глаза,
посмотри на меня, ну, же! Давай! Все в прошлом, пойми, это ушло, – она
говорила это, держа его, уже обросшую коротким густым ёжиком волос,
голову в своих замерзших ладонях, и не могла поверить в то, что это
говорит она. Почти месяц она боролась за жизнь этого молодого,
симпатичного человека. Все время его жизнь была в её руках, и она изо
всех сил старалась удержать её в этом крепком теле. Даже, если все
случившееся самая истинная правда, и ей сказали б об этом раньше, она,
ни мгновения не сомневаясь, так же отчаянно боролась бы за жизнь Ивана
Салтыкова. Она продолжала делать это и сейчас. И слезы лились ручьем от
жалости к себе той, от жалости к нему теперешнему, самому сложному,
тяжелому пациенту с необычной опухолью в области темени, убившему ее
когда-то в прошлой жизни…
